Лестница постепенно переходила со скалы в стены Ущелья. Вскоре отряд уже вползал в ревущую бездну, ведомый только светом факела Биринайра. Красная пена реки, казалось, прыгала вверх, пытаясь достать до них, словно голодная чума, когда они стали приближаться к дороге. Каждая ступенька была более скользкая, чем предыдущая. Позади Кавинант услышал вскрик одного из подскользнувшихся воинов. Этот негромкий вскрик нес в себе ужас, леденивший кровь. Но Стражи Крови крепко держали веревку из клинго. Воин быстро восстановил равновесие.
Спуск продолжался. Икры Кавинанта начали болеть от все возрастающего напряжения. Он пытался представить себе, что его ноги — часть камня, что они вросли в скалу. И он с такой силой сжимал посох, что ладони стали скользкими от пота, и дерево, казалось, стало стараться вырваться из них. К тому же начали дрожать и колени.
Но Баннор и Корик поддерживали его. Расстояние до дороги мало-помалу сокращалось. После нескольких долгих мучительных минут угроза паники уменьшилась.
Потом он добрался до сравнительно безопасного выступа. Томас стоял в середине отряда, между стеной ущелья и руслом реки. Полоса неба над головой начинала сереть, но приближавшийся рассвет лишь подчеркнул темноту ущелья. Одинокий факел Биринайра мерцал, словно затерявшийся в пустыне.
Членам отряда приходилось кричать, чтобы услышать друг друга сквозь рев течения. Кваан отдал своему отряду короткую команду построиться. Воины проверили оружие. Несколькими жестами Тьювор отдал последние распоряжения Стражам Крови. Кавинант сжал посох и убедился в том, что его нож — нож Этьеран — на месте. У него было смутное ощущение, будто он что-то забыл. Но прежде, чем он смог вспомнить, что именно, его отвлекли крики.
Старый Биринайр кричал на Высокого Лорда Тротхолла. Впервые Хатфрол, казалось, забыл о собственном грубоватом достоинстве. Приблизив к Тротхоллу морщинистое дрожащее лицо, он рявкнул, перекрывая шум реки:
— Ты не можешь! Риск!
Тротхолл отрицательно покачал головой.
—‘Ты не можешь вести! Позволь мне!
Тротхолл снова ответил молчаливым отказом.
— Конечно! — кричал Биринайр, пытаясь выразить всю свою решимость вопреки грохоту воды. — Ты не должен! Я могу! Я знаю дорогу! Разумеется. Разве только ты достаточно стар, чтобы узнать? Я знаю старые карты. Я не шучу — ты знаешь — если я выгляжу старым, и… — он на мгновение запнулся, — и бесполезным. Ты должен позволить мне!
Тротхолл попытался ответить ему без гнева:
— Времени мало! Нам нельзя медлить, Биринайр, старый дружище, я не могу возложить первую опасность похода на кого-либо другого. Это мое место!
— Глупец! — плюнул Биринайр, не заботясь о том, что его грубость уже граничит с наглостью. — Как ты будешь видеть?
— Видеть?
— Конечно! — Хатфрол дрожал от охватившего его сарказма. — Ты пойдешь впереди! Рискнуть всем! Освещать путь Огнем Лордов! Глупец! Друл увидит тебя раньше, чем ты доберешься до моста Варренов!
Тротхолл, наконец, понял.
— Ах, это правда!
Он обмяк, словно мысль об этом причинила ему боль.
— Твой огонь не такой яркий, как мой. Друл обязательно почувствует наше приближение, если я воспользуюсь посохом.
Рассерженный, он резко повернулся и скомандовал:
— Тьювор! Хатфрол Биринайр пойдет вперед! Он вместо меня будет освещать нам путь. Охраняй его, как следует, Тьювор! Не допусти, чтобы угрозы, предназначенные мне, заставляли страдать старого друга!
Биринайр подтянулся, обретя в ответственности прежнее величие. Загасив прут Лиллианрилл, он отдал его одному из воинов, чтобы тот связал его вместе с остальными прутьями. Затем, ударив по наконечнику своего посоха, он вызвал появление пламени. Резким движением он поднял его вверх и зашагал по дороге ко входу в Гору Грома.
Террель и Корик тотчас обогнали Хайербренда и заняли разведывательные позиции в 20 футах впереди его. Двое других Стражей Крови расположились сразу следом за ним; потом шли Тротхолл и Морэм вместе, потом еще двое Стражей Крови, сопровождаемые цепочкой, состоящей из Мейнфрола Лифе, Кавинанта и Биринайра. Следующими шагали Кваан и его йомен в шеренгу по три, и замыкали колонну два оставшихся Стража Крови. В таком порядке отряд двигался ко входу в катакомбы.
Кавинант бросил короткий взгляд вверх, пытаясь в последний раз увидеть Гиганта на Смотровой. Но он ничего не разглядел — Ущелье было слишком заполнено темнотой. А дорога требовала постоянного внимания. Он вошел в скалу под Гигантом, даже не помахав ему рукой на прощание.
Отряд удалялся от дневного света — от солнца, неба, открытого воздуха, травы и возможности отхода назад — и продолжал поход уже в глотке Горы Громы.
Кавинант входил в это сгущение ночи, словно в кошмар. Он не настроил себя на катакомбы, но облегчение, наступившее после спуска со Смотровой, временно обеспечило ему иммунитет от паники. Он не простился с Гигантом, он что-то забыл, но эти угрызения рассеивались чувством предвкушения, чувством, что сделка освободит его ото сна, оставив способность к выживанию.
Но небо над головой — открытое пространство, которое он вряд ли осознавал, — было отрезано, словно ударом топора, и на его месте теперь оказалась каменная громада горы, такая тяжелая, что могла расплющить одним своим видом. Кавинанту казалось, что ее масса гудит, словно молчаливые раскаты грома. Рев реки усиливался в глотке горы, словно боль сдавленного течения становилась сильнее, громче от еще более сильного сдавливания. Водяные брызги падали часто, как дождь; пламя Биринайра, ведущего отряд, было тусклым и слабым, почти задушенным влажным воздухом. И поверхность дороги была раздолбанной, усыпанной камнями и щебнем, с внезапными ямами и провалами. Кавинант напряг внимание, будто прислушиваясь к ноте чувства в тарабарщине всего, происходившего с ним, и под этой настороженностью он спрятал свою надежду на бегство.
Каким-то комплексом ощущений он чувствовал, что это — его единственная защита. Отряд выглядел трогательно слабым, беззащитным перед обитателями тьмы — Пещерниками и юр-вайлами. Спотыкаясь в ночи, освещаемой лишь одиноким огоньком Биринайра, он предвидел, что их скоро заметят. После этого о них доложат Друлу, и внутренние силы вайтварренов польются им навстречу, и армия будет отозвана назад. Какой шанс был у Гиганта в борьбе со многими тысячами Пещерников? И отряд будет сокрушен, словно горстка самонадеянных муравьев. И в это мгновение решимости или смерти наступит его собственное спасение или поражение. Другого выхода он не мог себе представить.